Ждет ли мировую экономику длительный застой
В недавней дискуссии между бывшим председателем Федеральной резервной системы США Беном Бернанке и бывшим министром финансов США Ларри Саммерсом о вероятности длительного застоя в экономике возник один вопрос, с которым согласились обе стороны: необходимость некого всеобщего глобального видения. Но с этой глобальной точки зрения, гипотеза о длительном застое экономики в период перед мировым финансовым кризисом 2008 года противоречит элементарным фактам: рост мировой экономики перед кризисом составил в среднем более 4% в год — самый высокий уровень за все время его измерения.
Эта же проблема есть и у гипотезы Бернанке, что медленный рост стал следствием «глобального избытка сбережений». Увеличение сбережений не может объяснить резкий скачок в развитии, который произошел в мире в начале 2000-х годов.
Вероятно, сторонники гипотезы длительного застоя увидели не ту проблему. С точки зрения длительной глобальной перспективы главная трудность — как объяснить докризисный бум. А если конкретнее, то как объяснить три глобальные тенденции: резкий рост экономики (а не застой), снижение инфляции и сокращение реальных (с учетом инфляции) процентных учетных ставок. Любое убедительное объяснение связи этих трех тенденций должно опираться не столько на теорию совокупного спроса, сколько на рост развивающихся рынков, в особенности в Китае.
По существу, мир стал свидетелем большого шокового роста производительности, происшедшего из-за развивающихся рынков; они ускорили мировой рост и в то же время усилили дефляционное давление, которое уже началось в период так называемого Великого успокоения. Это помогает понять, как согласуются две тенденции: более быстрый рост экономики и снижение инфляции.
Реальная загадка — как увязать глобальный рост производительности со снижением реальных процентных ставок. Бернанке правильно подчеркнул, что долгосрочные реальные процентные ставки определяются реальным ростом. Таким образом, резкий рост производительности должен был увеличить доходность капитала и уравновесить реальные процентные ставки. К тому же произошло снижение капиталовооруженности из-за интеграции китайских и индийских рабочих в мировую экономику. Но глобальные процентные ставки снизились.
Главное здесь — две отличительные черты резкого роста производительности развивающегося рынка: интенсивное использование ресурсов и накопление сбережений. В результате глобальные сбережения выросли.
Прежде всего, поскольку относительно бедные, но большие страны — Индия и особенно Китай — были двигателями глобального роста и были бедны ресурсами, взлетели мировые цены на нефть. Этот перераспределило глобальные доходы в сторону стран с более высокой склонностью к сбережениям: к странам, экспортирующим нефть.
Еще важнее были меркантилистские методы. Китай и другие развивающиеся страны преследовали экономическую стратегию, которая противоречила стандартным принципам теории роста и развития. Меркантилистский рост был основан на экспорте капитала вместо его привлечения. Ограничивая притоки иностранного капитала и поддерживая внутренние процентные ставки на низком уровне, Китай смог удержать относительно более низкий курс валюты, что поддержало его модель экспортно-ориентированного роста. Это увеличило активное сальдо платежного баланса (больше чем 10% годового ВВП в одном из случаев), что и перенаправило потоки капитала в другие регионы мира.
Общая ошибка заключается в том, что глобальный избыток сбережений приписывается желанию развивающихся стран застраховать себя от финансовой паники путем сбора долларовых резервов. Это, возможно, и было верно после азиатского финансового кризиса конца 1990-х, но этот процесс быстро изменился в связи с настоятельной необходимостью роста экономики. То есть задача самострахования могла бы объяснить накопление первого триллиона долларов резервных активов Китая, но не объясняет последующие три триллиона.
Далее сбережения накапливались уже просто в силу роста экономики. По мере роста доходов бережливые азиаты стали еще более бережливыми, и прибыльные компании стали еще более прибыльными. Этот ответ на быстрый рост экономики был ключевым фактором, способствующим росту сбережений. Старые истины о том, что рост сбережений является двигателем роста экономики, должны быть пересмотрены: именно рост экономики развивающегося рынка в определенной степени ведет к росту сбережений.
Здесь находится разъяснение загадки процентных ставок. Когда сбережения (и, следовательно, глобальный объем ссудных фондов) растут, реальные учетные ставки стремятся к снижению. Низкие процентные ставки, в свою очередь, обеспечивают «смазку» для финансирования пузыря в США и в других местах.
Сегодня, когда мировой рост замедляется, кажется вероятным повторение этапа длительного застоя. Но длительный застой — это болезнь стран, находящихся в экономической трансформации. Для остальной части развивающихся стран реальная проблема — не нехватка спроса, а необходимость поддерживать высокий рост производительности, чтобы догнать страны с развитой экономикой.
Copyright: Project Syndicate, 2015
www.project-syndicate.org
