Подмена понятий: как Россия спорила о чеченской свадьбе
Каждый о своем
Страсти вокруг «чеченской свадьбы» не утихают: даже спустя неделю появляются гневные и язвительные публикации в СМИ и соцсетях, предложения узаконить или, наоборот, законодательно запретить многоженство. Проходят и публичные акции против заключенного в Грозном союза (феминистки) либо в его поддержку (Рамзан Кадыров устроил публичную словесную порку тех, кто в соцсетях высмеивал героев этого действа). Похоже, это само по себе не столь значимое событие зацепило важные идеологические разломы в нашем обществе.
Все началось с того, что корреспондент «Новой газеты» Елена Милашина поставила вопрос о принуждении к браку юной девушки и ее семьи статусным чеченским силовиком. Изначально обсуждалось именно силовое давление, нарушение прав российских граждан. Фактически внятного ответа, было ли принуждение, добиться не удалось. Зато оппоненты Милашиной успешно подменили предмет обсуждения, заговорив о защите семейных традиций, чеченских адатов, национальных особенностей. Маневр удался — дискуссии практически полностью переключились на совсем другие сюжеты:
— обсуждение характеристик самой пары: внешних данных, разницы в возрасте и т.п. в противовес требованиям о неприкосновенности личной жизни (дискуссия, подарившая нам астаховский перл о «сморщенных женщинах»);
— одни спорящие отстаивали цивилизаторскую роль российского законодательства, другие говорили о защите традиций и призывали оставить Кавказ в покое;
— одни заявляли о безусловном примате общероссийского правового поля, другие же настаивали на учете в рамках этого поля местных условий и особенностей.
Многоженство повсюду
Позиция критиков свадьбы по всем трем направлениям дискуссии выглядит по меньшей мере неоднозначно. Обсуждение, созрела ли невеста для замужества и на какие мужские подвиги способен жених, происходило в худших традициях желтой прессы и явно нарушало неприкосновенность личной жизни. С двумя другими позициями все тоже совсем не очевидно.
Некоторые сторонники «цивилизаторства» предлагают ввести наказание за многоженство и тем самым фактически вернуться к советской модели вмешательства власти в личную жизнь граждан. Для тех, кто не помнит советское время, есть и современный опыт: в Туркменистане вторых жен могут осудить якобы за проституцию и вымогают с них деньги за прекращение преследования. Причем законодательная инициатива, о которой заговорили депутаты, предусматривает преследование не только официального, но и фактического многоженства. То есть государство получает дополнительные репрессивные возможности.
Стоит также признать, что многоженство вовсе не «азиатский» или «кавказский» феномен. Как назвать ситуацию, когда женатые мужчины по десять и более лет встречаются с незамужними женщинами, имеют от них записанных на себя детей, помогают им материально? Таких союзов много в любом российском городе. Это тот же самый феномен, только не освященный традициями. За такое тоже будут наказывать? Хочется надеяться, что эта инициатива умрет естественной смертью в недрах Думы.
Скользкий момент
Ну и, наконец, про единство правового поля. Во-первых, сейчас в нашем правовом поле нет запрета многоженства. Если в процессе заключения второго брака выявлена подделка документов, это может быть квалифицировано как мошенничество. Сам факт выявления второго брака требует аннулирования соответствующих документов, и только. Ответственности за вступление в такой брак не возникает. Гражданский брак с этой точки зрения вообще никак не регулируется. То есть, строго говоря, многоженство нарушает не единство правового поля, а представления человека, высказывающего этот аргумент, о правильном устройстве мира. Единственный «скользкий» момент здесь возраст невесты. Но тоже не фатальный — ей все-таки не четырнадцать.
Во-вторых, что еще важнее, в федеративных государствах допускается полиюридизм — использование разных правовых систем на территории одного государства. Раньше считалось, что это способствует дестабилизации. Сейчас позиция многих экспертов поменялась на противоположную: считается, что такая «асимметрия» в культурно разнородной стране помогает смягчать конфликты и повышает устойчивость государственного образования. Канада, например, с ее сосуществованием англо-американской и континентальной систем права, несмотря на все проблемы с Квебеком, оказалась вполне устойчивым государством. И таких примеров немало: та же Индия также допускает элементы полиюридизма.
Это не значит, однако, что сегодня стоит легализовывать те или иные положения шариата в российском правовом поле. На мой взгляд, скорее не стоит. И не потому, что такая постановка вопроса недопустима в принципе, а по тактическим соображениям. В условиях серьезных внутриконфессиональных разногласий попытки «огосударствить» шариатское правосудие могут усилить конфликты между различными течениями внутри российского ислама. А «горячие головы» могут рассматривать легализацию шариата в отдельных сферах как плацдарм для расширения его действия на все аспекты человеческой жизни.
Государство в спальне
В целом эта дискуссия производит грустное впечатление. Очевидно, потеряна культура спокойного и аргументированного обсуждения непростых и неоднозначных, но важных вопросов общественной жизни, таких как «нестандартные» семьи или допуск альтернативных правовых систем в легальное поле. И начавшись с защиты прав человека, дискуссия очень быстро перешла в русло призывов к усилению государства: расширению регулирования, ужесточению наказаний, дальнейшей централизации. Разговор о личности, ее правах и свободах, возможности выбора утонули в море требований, чтобы все жили одинаково, «правильно», как мы хотим.
На этом фоне действительно либеральный дискурс потерялся. Звучали отдельные мнения, что стоит узаконить самые разные формы союзов между взрослыми людьми, не нарушающие права других людей. И если мы имеем дело с хорошо функционирующим государством, эта идея представляется правильной. Ведь в таком случае государственное регулирование не только дополнительные ограничения, но и дополнительные возможности. Причем не только в смысле имущественных и других семейных споров. Это и возможности посещения в местах лишения свободы, например, или получения информации в экстренной ситуации.
Но в условиях, когда репрессивная функция государства явно преобладает над регулирующей, коррупция и государственное давление способны исказить самые лучшие начинания. В этой ситуации спокойнее, если государство держится подальше, не пытаясь регулировать то, что происходит в кухне и спальне. А в душе человека — тем более.
